Глубоко в сердце бескрайнего, древнего леса, скрытый от глаз обычного мира, существует город, ставший ловушкой для душ. Попасть в него – роковая случайность, стечение обстоятельств на заброшенной дороге или неверный поворот в тумане. Но вот покинуть его пределы не может никто. Город окружает не просто чаща деревьев, а живая, дышащая стена из переплетенных корней и ветвей, непроницаемая и равнодушная к отчаянию своих пленников. Он пленяет не красотой, а самой своей сущностью – безысходностью, медленно проникающей в сознание каждого нового жителя. Здесь нет карт, ведущих к свободе, нет тропинок, кроме тех, что закручиваются в бесконечные петли, возвращая путника к покосившимся домам и пустым взглядам соседей по несчастью. Днем в городе царит призрачная активность, попытка создать иллюзию жизни. Люди, связанные общим роком, выстраивают хрупкое подобие быта: ремонтируют крыши, которые никогда не протекают под странно чистым небом, торгуют ненужными безделушками на стихийном рынке, где главной валютой являются слухи и обрывки воспоминаний о прошлой жизни. Главное занятие светлого времени суток – поиск. Поиск закономерностей, слабых мест в зеленой тюрьме, старых записей предыдущих поколений пленников, любых зацепок, которые могли бы указать на способ побега. Образуются группы, строятся теории, проверяются гипотезы – от научных до отчаянно мистических. Эта деятельность, пусть и тщетная, становится цементом, скрепляющим сообщество, спасающим от полного распада личности в условиях вечного заточения. Однако с последним лучом солнца, которое садится здесь всегда неестественно быстро, вся дневная суета замирает, сменяясь леденящим кровь ужасом. Ночь в этом лесу принадлежит не людям. Как только наступает темнота, из глубин чащи приходят те, кого боятся называть вслух. Лесные обитатели, существа неясного облика, больше ощущаемые, чем видимые – шелест в кронах, слишком тяжелый для птицы, мерцающая тень, не совпадающая ни с одной фигурой, тихий скрежет когтей по черепице. Они приходят навестить город, и эти визиты несут с собой чистый, первобытный страх. Жители запираются в самых защищенных комнатах своих призрачных домов, гасят любой свет и замирают в тишине, прислушиваясь к звукам снаружи. Иногда это лишь ощущение чужого присутствия, давящего на психику. Иногда – более явные признаки: скрип половиц на пустом крыльце, царапины на ставнях, тихий голос, зовущий по имени из сада. Тех, кто по неосторожности или отчаянию решается выйти ночью, находят утром – если находят – в состоянии, лишающем рассудка свидетелей, или же они исчезают навсегда, пополняя ряды лесных теней. Этот извечный цикл – дневная надежда и ночной кошмар – формирует изломанный ритм жизни города-ловушки. Он стирает границу между реальностью и паранойей, заставляя задуматься, что хуже: быть пойманным в лесу ночью или остаться в городе, медленно теряя себя в этом бесконечном, безнадежном ожидании под аккомпанемент шепота листьев и далеких, нечеловеческих звуков, доносящихся из вечного мрака чащи.